Русский язык в медиапространстве XIX века

Медиаперсоны

Шаховской Николай Владимирович, князь (1856-1906), в 1894-1898 гг. — цензор Московского цензурного комитета, в 1898-1899 гг. — председатель Санкт-Петербургского цензурного комитета, в 1900-1902 гг. — председатель Главного управления по делам печати. В 1902 г. назначен членом Совета министра внутренних дел. В 1902 г. назначен членом Совета министра внутренних дел. Историк, экономист, литературовед, автор сатирических стихов.

«Вместо Соловьева начальником Главного управления по делам печати был назначен князь Шаховской <…>

Из младших по службе цензоров Московского комитета князь Шаховской был сперва назначен председателем Петербургского цензурного комитета по внутренней цензуре, а затем, когда очистилась вакансия, начальником всего нашего ведомства. Такой быстрой карьере своей он обязан счастливому для него случаю и родству с фельдмаршалом графом Милютиным, у которого он случайно гостил в Крыму в то время, когда там пребывал Государь. И вот, когда впоследствии гр. Милютин ходатайствовал о назначении его на должность начальника Главного управления по делам печати, то назначение это последовало без всяких затруднений.

Из целого ряда предшествующих назначений на пост начальника Главного управления назначение князя Шаховского можно было считать, по имеющимся у него данным, наиболее подходящим. Кроме первого начальника названного управления сенатора Щербинина <…> бывшего до назначения своего на этот пост председателем Московского цензурного комитета и, следовательно, уже достаточно ознакомленного на практике с цензурным делом, остальные все были полнейшими профанами в этом деле и невесть как и почему попали прямо на дирижерское кресло высшего цензурного трибунала.

Не то был князь Шаховской.

Пройдя службу свою в нашем ведомстве последовательно, сначала цензором, а затем председателем Комитета, он после того только достиг назначения на пост главы этого ведомства. Все прецеденты и данные говорили, таким образом, по виду в его пользу, и я не упустил случая при первом представлении моем высказать ему это… Наконец-то обрели мы в начальнике нашем бывшего цензора, человека компетентного, близко стоявшего к нашему делу и знающего наши нужды и потребности! Контраст такого назначения, в особенности после Соловьева, был весьма отрадный, и оставалось только ждать от нового начальника нашего полезных и разумных распоряжений по цензуре, а для нас, его подчиненных, всяких благ, и мы, привыкшие к разным пертурбациям, не без лучших упований взирали с надеждой на будущее.

Думали мы также, что князь, успевший хорошо изучить до вступления своего на начальнический пост Адикаевского и близко познавший его влияние в ведомстве, примется прежде всего за него, но не тут-то было! Наш Звездоносец с накладкой, столь приунывший было при Соловьеве, вновь воспрял и мало-помалу стал прибирать в свои руки Его Сиятельство. Это было первое разочарование наше, за которым последовал целый ряд иных подобных, приведших к заключению, что возлагавшиеся упования на бывшего коллегу нашего были преждевременными.

Пропитанный добрыми намерениями, князь Шаховской оказался на деле человеком порывистым, слабохарактерным и крайне неустойчивого нрава. Он расточал свои обещания направо и налево, суля всем золотые горы, целовался с особенно близкими ему бывшими сослуживцами своими, слушал их наушничанье, заигрывал с журналистами и прикрывался в сомнительных случаях министром. Вскоре после назначения своего он отправился в Москву и там пообещал 100 000 рублей на покупку дома для цензурного комитета — место первого служения своего, — ничего, как оказалось потом, не сделал в этом отношении. В таком же двуличном духе действовал он и с представителями прессы — говорил им одно, а творил другое. Недолго надо было ждать, чтобы убедиться, что путного от него ничего не изыдет. <…>

Кн. Шаховской стал обнаруживать почему-то тайное нерасположение ко мне, и под влиянием этого нерасположения, а может быть и под впечатлением жалобы гр. Шувалова на Федорова, он решил произвести ревизию одесским цензурным учреждениям и в конце мая 1902 г. пожаловал к нам в Одессу.

Тотчас по приезде своем он потребовал от меня как от председательствующего во Временном присутствии по внутренней цензуре журналы заседаний названного присутствия и, по ознакомлении с ними, назначил заседание под своим председательством, собрав всех нас для выслушания его замечаний и указаний. В заседании этом он прежде всего обратился ко мне с вопросом, крайне удивившим меня и обнаружившим полное незнание им канцелярских порядков.

— В приказе об учреждении Временного присутствия по внутренней цензуре в Одессе сказано, что в заседаниях этого присутствия должны заслушиваться статьи и рукописи сомнительного содержания, между тем Вашим превосходительством почему-то заслушиваются также и циркуляры Главного управления, значит, вы считаете их также сомнительного содержания!

Признаюсь, у меня чуть не сорвалось с языка чистосердечное признание, что я, по совести говоря, считаю действительно сомнительными по содержанию своему очень многие распоряжения этого управления, но, конечно, я воздержался от такой неуместной откровенности и позволил себе доложить его сиятельству, что ему как бывшему цензору и председателю комитета должно быть несомненно известно, что без ознакомления членов присутствия с распоряжениями главного органа, откуда распоряжения эти исходят, было бы немыслимо вести дело и направлять действия г. г. цензоров с достодолжной правильностью и что такой порядок соблюдается, как известно, во всех вообще присутственных местах.

Что делал кн. Шаховской в отделении внутренней цензуры, мне неизвестно, но у меня в комитете иностранной цензуры и во временном присутствии по внутренней цензуре ревизия его ограничилась приведенным эпизодом, после которого он, видимо сконфуженный, переменил свой начальнический тон и на другой день, прибыв вновь в комитет, благодушно объявил мне, что ревизии у меня не будет производить, будучи вполне уверен, что во вверенных мне учреждениях все должно обстоять благополучно». (А.Е. Егоров. Страницы из прожитого. Одесса, 1913. Т. 2. С. 62-305).

«М.П. Соловьев так и не был утвержден начальником Главного управления по делам печати, но был лишь исполняющим обязанности начальника, что показывает, что его политика не была одобряема высшим начальством. Заступивший его место бывший председатель московского цензурного комитета кн. Н.В. Шаховской показался ангелом после мрачного управления цензурой М.П. Соловьева, которого цензоры в шутку называли Игнатием Лойолой, и хотя при кн. Шаховском царил тот же курс, но дело велось культурнее и мягче. Совсем не поддерживая драконовского режима в цензурных учреждениях, кн. Н.В. Шаховской, конечно, должен был, по духу времени, придерживаться директив тогдашнего министра внутренних дел В.К. Плеве, но он «избивал младенцев» по обязанности, а не со злорадным наслажденьем, как это делал его предместник. Кн. Шаховской покинул свой пост, благодаря несчастной случайности, проглядев в «Русском слове» (Сазонова) пресловутый фельетон А. В. Амфитеатрова, полный наглых намеков на покойного Государя Александра III-го и Августейшую семью. Этот фельетон был, кстати сказать, одной из первых ласточек, предвещавшей революционную бурю, медленно двигавшуюся на Россию и вскоре разразившуюся кровавыми смутами 1905-1906 гг». (С.И. Уманец. Из прошлого нашей цензуры // Наша старина. 1915, № 10. С. 957).

(Материалы подготовлены С. Эзериня).