Русский язык в медиапространстве XIX века

Медиаперсоны

«Издатели и редакторы». Литография А. Траншеля по рис. П. Бореля. Приложение к журналу «Заноза” №9 за 1863. Дирижируют цензоры (первый слева В.Н. Бекетов).

Бекетов Владимир Николаевич (1809-1883), в 1853-1863 — цензор Санкт-Петербургского цензурного комитета, статский советник, цензурировал журнальные здания, в т.ч. журнал «Современник». Был женат на племяннице гр. Мусина-Пушкина Софии Альбертовне Пирх, чем и объясняется речь о снисхождении к нему и о ручательстве за него гр. Мусина-Пушкина. За одобрение публикации повести И. С. Тургенева «Муму» в 1854 г. В. Н. Бекетов получил предупреждение. 21 июня 1863 г. цензор В. Бекетов сообщил Н. А. Некрасову: «…я мертв для Вашего «Современника» и для службы. Мне велено подать в отставку». Причина — роман Чернышевского ‘Что делать?’». Роман цензуровали Бекетов и Фед. Ив. Рахманинов, которые будучи покойны тем, что рукопись прошла через фильтр 3 отделения, просмотрели ее поверхностно и слепо подписали, не исключив ни слова.

«Перехожу теперь к беглой характеристике цензоров, с которыми мне пришлось иметь дело по изданию в Петербурге «Журнала для воспитания». К числу цензоров, редакциями наиболее желанных, несомненно, принадлежал Бекетов, пользовавшийся еще при грозном Мусине-Пушкине славой человека либерального и неустрашимого. К сожалению, как он, так и не уступающий ему в свободе мысли Мацкевич оставались моими цензорами очень непродолжительное время. Ни с тем, ни с другим не приходилось мне ни разу входить в неприятные объяснения». (А.А. Чумиков. Мои цензурные мытарства // Русская старина. 1899. №12. С. 585-594).

Обедал у Панаева, en petit comite {в тесном кругу (франц.).} (что очень приятно), с Фетом, истасканным Михайловым и новым цензором Бекетовым, человеком очень милым, не имеющим ничего цензорского и свирепого. (А. В. Дружинин. Дневник. 18 декабря 1853 г.)

Но прежде всего возвещу радостное событие: после больших хлопот мы-таки добились того, что нам дали в цензоры Бекетова! Что бы этот чудак ни стал делать, все это будет праздность после глупого Рахманинова, который с каким-то аматерским чувством относится к своей должности и может быть сравнен в бестолковости и трусости только с покойным Лукичом Крыловым. (Н. А. Некрасов — Н. А. Добролюбову. 1 января 1861 г.)

Крылова сменил цензор В.Н.Бекетов; этот не был так простодушен и труслив. Бекетов тонко намекнул Некрасову и Панаеву, что им гораздо выгоднее жить с ним в ладу. Он очень любил хорошо поесть и в особенности хорошо выпить и после обеда делался откровенным.

— Быть цензором «Современника» дело нелегкое и рискованное, — говорил он. — Я, знаете, такой прямой человек, что во всяком деле люблю определять обоюдные соглашения. Задержек и придирок с моей стороны не будет. Я не из трусливых, да и знаю, где раки зимуют, писатель меня не проведет, как бы он ни хитрил в своей статье. Чутье у меня тонкое! Не прогневайтесь, если я просто-напросто всю статью не пропущу, — к чему ее пестрить красными чернилами; может быть, найдется простофиля, который поставит два-три креста и пропустит! — и он смеялся. — Вы только цените меня, и мы дружно заживем.

Бекетова невозможно было уломать, чтобы он пропустил вещь, которую он находил для себя опасной. Он на это отвечал: «Нет-с, своя рубашка ближе к телу!»

По выходе каждой книжки «Современника» Бекетов говорил, смеясь:

— После трудов надо, господа, и отдохнуть. Я завтра приеду обедать к вам, только по-семейному, чтобы можно было побеседовать по душе, а то когда народу много за обедом, так душа не может быть нараспашку!

Раз, после семейного обеда, Бекетов сказал:

— Эх, господа писатели, несправедливо вы относитесь к нам, побыли бы на нашем месте, так не так бы еще красные кресты ставили. Уж на что я дока, сами убедились, а вот какой со мной случай был: пропустил я одну брошюру, самую невинную. Вдруг в комитет бумага от одного ведомства: сделать строжайший выговор цензору за пропуск брошюры, в которой допущены такие-то и такие-то нарекания на наши распоряжения. Фу, ты, господи! ничего подобного не было в брошюре. Бац, из другого ведомства бумага: сделать строжайший выговор цензору за ту же брошюру, — и совершенно другое толкование ее смысла. Вот какое наше положение! Будь хоть семи пядей во лбу, а не убережешься от взысканий, потому что нет возможности предугадать, кому какое придет толкование одной и той же книги! Я ведь не долго просижу цензором: как подыщу другое место — и распрощаюсь с вами. Ох, не раз пожалеете, господа, теперь вы мало цените меня! (А. Я. Панаева Воспоминания. 1889 г.)

(Материалы подготовлены Э. Эзериня и И. Дягилевой).