Русский язык в медиапространстве XIX века

Медиаперсоны

Адикаевский Василий Семенович (1835—1907), с 1867 г. — помощник правителя дел Главного управления по делам печати, с 1877 г. — правитель дел, в 1881-1906 гг. — чл. Совета Главного управления по делам печати. В 1898-1906 гг. ежегодно временно исполнял обязанности начальника Главного управления по делам печати. Тайный советник.

«Ко времени Е.М. Феоктистова относится <…> появление в цензурном ведомстве человека, игравшего в нем впоследствии весьма значительную роль и пользовавшегося огромной популярностью среди пишущей братии, издателей и редакторов повременных изданий. Я говорю об управляющем делами цензурного ведомства В.С. Адикаевском. Он провел всю свою продолжительную жизнь в цензуре и был живым архивом Главного управления по делам печати, явившись свидетелем, как слагались при П.А. Валуеве пресловутые «временные правила» о цензуре и печати, которые и действовали до самого последнего времени ничуть не хуже самых постоянных, — явление обычное у нас в России с разными «временными» комиссиями, комитетами, совещаниями и проч.
         Когда вступал в управление цензурным ведомством новый начальник, то он уверял, что немедленно «удалит» Адикаевского, но шли дни, месяцы, годы, и Адикаевский становился правой рукой начальника, и об его удалении не было и речи. Да и вполне понятно: зачем было рыться в пыльных архивах для нахождения какого-либо казусного дела или аналогичного случая, когда стоило призвать Адикаевского, и он тотчас по памяти, как очевидец, вспоминал все мельчайшие подробности данного вопроса, передавал разные мнения о нем разных сведущих лиц и указывал удобный и вполне подходящий исход из конфликта.
           Несомненно, репутация В.С. Адикаевского была не из безукоризненных, но у нас в России не церемонятся с репутациями, обливая друг друга грязью самым беспощадным образом. Очернить человека очень немудрено, но доказать эту черноту — другое дело!
          Ведь и про Н.А. Некрасова говорили в свое время, что он не чист на руку в карточной игре, забывая, что вряд ли была какая-нибудь возможность целые годы сряду плутовать в аристократическом Английском клубе, не будучи уличенным.
       Все это прекрасно понимал В.С. Адикаевский и как человек большого природного ума и тонкой наблюдательности не обращал внимания на не прекращавшиеся в течение всей его службы сплетни и шел своим путем, укреплялся на своем посту и становился необходимым человеком для своего непосредственного начальства. Таким он был при Е.М. Феоктистове, таким же остался и при сменившем Феоктистова в 1896г. Мих[аиле] Петр[овиче] Соловьеве». (С.И. Уманец. Из прошлого нашей цензуры // Наша старина. 1915, № 10. С. 954-955).
         «Не помню, зачем именно понадобилось мне побывать на Театральной улице [в здании Министерства внутренних дел, где размещалось и Главное управление по делам печати]. В приемной, разделявшей кабинет начальника Главного управления от канцелярии, я встретил правителя дел управления В.С. Адикаевского, который, протягивая мне руку, сладко и радушно сказал:
         — Как хорошо, что вы приехали, Е. В., мне очень нужно вас видеть.
       — В чем дело, В. С.? — спросил я.
   — Посидите несколько минут; надо ненадолго зайти к Василию Васильевичу, а затем я попрошу вас пожаловать в мой кабинет — тут, на народе, неудобно разговаривать.
           Не прошло и десяти минут, как Адикаевский вышел из кабинета Григорьева и пригласил меня в свой кабинет. Там произошел между нами следующий, тогда же мною записанный разговор:
     — Позвольте, Е. В., рассчитывать, что вы не откажете вывести меня и наше управление из неожиданного затруднения, — начал Адикаевский.
             Я вопросительно взглянул на моего собеседника.
   — Василий Васильевич испросил разрешение министра напечатать для потребностей цензурного ведомства сборник программ всех разрешенных в России периодических изданий, чтобы разослать этот справочник всем цензурным комитетам, цензорам, губернаторам, градоначальникам и другим должностным лицам, имеющим отношение к надзору за нашей периодической печатью. Наблюдение за печатанием этого сборника было, понятно, возложено на меня. И вдруг канцелярия докладывает мне, что в делопроизводстве ее о газете «Северный вестник» нет всех данных о программе вашей газеты. Я вспомнил, что ваша газета называлась прежде «Судебным вестником» и приказал разыскать делопроизводство о разрешении этой последней газеты. Ни в канцелярии, ни в архиве такового не оказалось. Один чиновник, служащий в канцелярии с самого основания Главного управления по делам печати, по памяти рассказал мне, что программа вашей газеты была утверждена не сразу, а в несколько приемов, на протяжении более десяти лет, по ходатайствам разных лиц, состоявших за это время издателями газеты. По разрешении вашего последнего прошения о дополнении программы литературным отделом и о перемене названия газеты бывший столоначальник будто бы сам соединил новое производство со старым, выбрал из последнего главные бумаги, приказал вшить их в новое дело, а старое объявил не подлежащим дальнейшему хранению за истечением десятилетней давности. В прошлом году у нас продавали ненужные старые дела, продали, вероятно, и дело «Судебного вестника». Теперь, чтобы доискаться до документальных данных о разрешенной вашей газете программе, необходимо рыться в старых журналах Главного управления, откопать доклады наши министру и его резолюции. А сделать это, не имея ни одной достоверной даты для руководства, нелегко. Вот и остановилась вся работа по составлению нашего сборника. Начальнику Главного управления не хочется докладывать министру, что непростительная небрежность его канцелярии остановила печатание сборника, и он просил меня попытаться добыть у вас на несколько дней подлинные уведомления Главного управления, последовавшие на имя бывших издателей «Судебного вестника» о разрешенных министром дополнениях первоначальной программы газеты. Имеющиеся на этих уведомлениях даты и номера помогут нам отыскать подлинные доклады Главного управления с резолюциями министра, по которым нам уже нетрудно будет точно установить программу «Северного вестника» и довести до конца наш сборник. Будьте любезны, пришлите в конверте на мое имя все имеющиеся у вас документы о программе вашей газеты, я прикажу снять с них копии и не замедлю возвратить вам ваши подлинники. Могу я рассчитывать на эту любезность?
          Не подозревая никакого подвоха, я согласился привезти документы сам и в душе порадовался, что программное недоразумение будет раз навсегда документально разъяснено. Когда я передал отцу просьбу Адикаевского, он сказал мне:
       — Смотри, этим господам верить на слово нельзя; они непременно таят какую-нибудь каверзу против газеты. Во всяком случае, без расписки документов отдавать не советую. От Григорьева, а тем более от Адикаевского, можно ожидать, что они просто отопрутся от получения документов.
      У меня тоже народилось сомнение, и я пожалел о неосторожно данном обещании, но отказаться от исполнения последнего было уже неловко.
      На другой день я повез документы. Передавая их из рук в руки В. С. Адикаевскому, я просил выдать мне официальное удостоверение в том, что документы, удостоверяющие мое право издавать «Северный вестник», находятся в канцелярии Главного управления по делам печати.
    — Это предусмотрительно, — обмолвился Адикаевский и приказал какому-то чиновнику написать и принести ему подписать просимое мною удостоверение, в котором точно было указано, какие именно бумаги были переданы мною в канцелярию Главного управления по делам печати.
    Казалось, что никакой подвох невозможен. Однако на деле оказалось иное. Дней через десять мне принесли из Главного управления неожиданную бумагу, извещавшую издателя «Северного вестника», что для его газеты министром внутренних дел утверждена с 1 января 1878 г. новая программа взамен всех, данных ранее отдельных разрешений. При бумаге эта программа была приложена. Она превращала «Северный вестник» вновь в специальную юридическую газету с правом помещать политические и литературные «известия»; в ней не было права печатать не только статьи по внутренним и внешним вопросам, но помещать даже городскую и театральную хронику. В самом заголовке стояло, что «Северный вестник» есть газета «права, политики и литературы». Это был смертный приговор нашей газете». (Е.В.Корш. Злоключения старого журналиста // Русская мысль. 1913, №10. С. 9- 113).
       «После ухода Феоктистова в 1896 г. несколько месяцев продолжалось междуцарствие. Газеты указывали на многих кандидатов, и между прочим на Адикаевского, всегдашнего аспиранта на должность начальника Главного управления по делам печати. Рядили и гадали до тех пор, пока не узнали, что на этот важный пост назначен никому не известный делопроизводитель военного министра и бывший адвокат некий Соловьев. <…> Приняв за правило как можно реже мозолить собой светлые очи начальства, я подносил себя в Петербург только в тех экстраординарных случаях, когда оно менялось. В таких случаях я считал своею обязанностью воспользоваться предоставленным мне правом начальника отдельной части совершать паломничество в северную Пальмиру как для того, чтобы себя показать тому, от которого я буду зависеть, так и посмотреть на него самого, а главное — узнать его взгляд на наше гибкое и неустойчивое дело.
         Воспользовавшись потому назначением нового начальника <…> я взял отпуск и после завершения заграничного путешествия прибыл в Петербург и явился к своему новому принципалу.
      Еще не видя и не слыша его, я по настроению в канцелярии Главного управления и по рассеянным и отрывочным фразам управляющего Адикаевского, а главное по его походке, без труда догадался, что курс у них стоит на понижение. Всегда развязный, не в меру краснобайствующий, наставительно тонирующий и ходивший с разваленцом при прежних начальниках и особенно при Феоктистове, Адикаевский стал теперь неузнаваем. <…> Не знаю, как для других, но для меня, редко наезжавшего и вступавшего в верховное судилище наше на Театральной улице, наш неувядаемый и бессменный вершитель был всегда точнейшим барометром господствующего в известный момент настроения в высших сферах и, глядя на его maniére d’être, [манера держаться — франц.] я почти безошибочно мог определить степень силы давления в этих сферах. Разговор наш с ним начинался обыкновенно так:
      — Что скажете и какая цель вашего прибытия?
      — Приехал представиться новому начальству и узнать, какого мы должны теперь держаться направления.
     — Какое там направление! Оно все то же, что было и как будет: запрещайте и запрещайте — вот и все направление!
       И вслед за сим он, по обыкновению своему, начинал, словно заведенный будильник, трещать разную белиберду, не имеющую никакого значения и не применимую к делу, а я терпеливо выслушивал канцелярские наставления его до момента появления в дверях дежурного курьера от начальника с приглашением пожаловать к нему. Так оно было и на сей раз». (А.Е. Егоров. Страницы из прожитого. Одесса, 1913. Т. 2. С. 62-305)..
         Просьба наша о бесцензурности еще не подана. Зверев приедет только первого числа, а пока на его месте старая премудрая крыса — Адикаевский. Человек умный, но служака старого закала, тяготеющий к привычным приемам. В общем — нас жмут не меньше, чем прежде, так как цензура не решается ни запрещать бесцензурные издания, ни отпустить вожжи над подцензурными… (В.Г. Короленко — А.С. Короленко. 30 октября 1904г. )
                                                                         (Материалы подготовлены С. Эзериня)